Ювелир с улицы Капуцинов - Страница 39

— Это из вашей типографии?

— Да, метранпаж. Он печатает листовки у гитлеровцев под носом.

— И много вас?

— Перестань! — прошептала Мария. — О таких вещах не спрашивают. Ты разве не знаешь, что такое конспирация?

— Догадываюсь, — усмехнулся в темноте Сливинский.

— Умница ты мой… — погладила его по щеке Мария, и через минуту пан Модест услышал ее ровное дыхание.

Модест лениво потянулся и подумал, что у пани Стеллы сейчас пьют и танцуют. Наверно, там Ядзя. “Надо ей непременно завтра позвонить”, — решил. Повернулся на бок и тоже уснул.

Мария разбудила его на заре. Сидела на краю кровати, уже одетая, умытая и причесанная.

— Вернусь послезавтра.

— Я провожу тебя.

— Не надо, — нежно потрепала его шевелюру. — А про наш разговор забудь, никому ни слова!

— Я буду ждать тебя, моя дорогая.

— До послезавтра, — поцеловала его Мария.

На пороге она оглянулась и улыбнулась открыто и радостно.

Модест Сливинский поспал еще, затем встал, сделал гимнастику и направился в гестапо.

— Мой эксперимент, — пан Модест сделал ударение на первом слове, — да, мой, как вы совершенно справедливо изволили выразиться вчера, герр штандартенфюрер, завершился блестящим успехом. Я могу назвать вам имя одного из руководителей подполья…

— Кто? — выпалил Менцель.

— Метранпаж типографии, какой-то вуйко Денис. Надеюсь, фамилию установить не так уж и трудно.

Менцель вызвал Харнака, и Модест Сливинский выложил все, что узнал от Марии Харчук.

— Поздравляю, Вилли, — сказал штандартенфюрер, — ваш план оказался удачным. Поздравляю и вас, пан Сливинский, — подсластил пилюлю, — вы действовали неплохо. Теперь, господа, нам следует обсудить вторую часть операции… — Заметив знаки, которые подавал ему Харнак, шеф небрежно бросил: — Подождите, пан Сливинский, в приемной, вы, может быть, понадобитесь.

“Як напився, то й од криницы одвернувся” , — обиделся пан Модест, нарочито медленно двигаясь к выходу. Когда дверь закрылась, Менцель удивленно посмотрел на Харнака.

— Не понимаю вас, Вилли. Ведь с его помощью мы можем проникнуть в самое сердце организации.

— Не думайте, шеф, что там сидят идиоты. Они раскусят этого павлина в течение одного дня. Достаточно и того, что он обманул Марию Харчук. К тому же, гарантированы ли мы, что там его не знают как дельца черного рынка?

— Логично, — согласился Менцель. — Что ж вы можете предложить?

— Мадам Харчук не должна возвратиться в город, — твердо сказал Харнак. — Ей следует отправиться туда, — сделал выразительный жест рукой, — откуда никто еще не возвращался. Но мы должны быть в стороне. Лучше всего обыкновенная автомобильная катастрофа, в которой погибнет также кто-нибудь из наших людей. Ну, скажем, два полицая. Трупы увидит местное население. Сразу пройдет глух — все чисто и красиво. А мы в это время идем по следу того Дениса… Кстати, установлена ли его фамилия? Прекрасно — значит, Ковач? Дело поручаем самым опытным агентам. Вы согласны, штандартенфюрер?

Мария Харчук стояла на окраине местечка и ждала автобуса. На все местечко один старенький, обшарпанный автобус, но слава богу, что есть и такой, — все же не пешком. Шел дождь, дул холодный, пронизывающий ветер, и Мария плотно укуталась в теплый платок. Автобуса все не было…

Рядом топталось еще несколько пассажиров. Мария спросила у одного из них, не отменили ли рейс. Тот вытащил из кармана большие серебряные часы, щелкнул крышкой и лишь после этого ответил:

— На ремонте. Обещают, что с минуты на минуту подадут его на остановку.

Подошли два полицая. Видно, подвыпившие — пальто нараспашку, лица красные, нагло поглядывают вокруг. Мария еще плотнее закрыла лицо платком, сгорбилась. Теперь она была похожа на пожилую женщину, которая возвращается в город от деревенских родственников, прихватив с собою то, чем с ней поделились: ведро картошки, несколько вилков капусты, венок лука. По нынешним временам — богатство.

Автобуса не было.

Полицаи начали приставать к пассажиркам. Бросив несколько насмешливых реплик по адресу промокших и плохо одетых крестьян, они оттеснили от них молоденькую девушку, которая глядела на пьяных испуганными глазами.

— Эй, Грицько, — хохотал один из полицаев, — эта фрейлейн похожа на мою бывшую любовницу. Что ты смотришь на меня так жалобно? Улыбнись, девушка, я хочу видеть, как ты улыбаешься.

— Ты едешь в город, девушка? — допытывался второй. — Мы можем там неплохо повеселиться…

Девушка пятилась к Марии, но один из полицаев неожиданно подставил ей ногу, и она упала на мокрую траву.

— Ха-ха-ха! — захохотал полицай.

Мария увидела, как задрожали щеки у пассажира с серебряными часами. Переносица у него побелела, он порывисто обернулся к полицаю.

— Ха-ха-ха! — хохотали полицаи, глядя, как бежит в направлении местечка девушка. — Не пугайся, фрейлейн, мы пошутили!..

— За такие шутки… — начал пассажир, но Мария успела дернуть его за руку.

— Смотрите, — прошептала, — машина…

Из-за угла вынырнул крытый брезентом грузовик. Резко затормозил, обрызгав грязью столпившихся на остановке крестьян. Из кабины высунулось красное безбровое лицо шофера. Внимательно оглядев пассажиров, он сказал:

— Автобуса не будет. Можете ехать со мной. Полицаи заняли лучшие места возле кабины.

Мария повернулась к ним спиной, примостившись у заднего борта, чтобы видеть дорогу. Она любила смотреть, как убегают назад деревья и кусты, одинокие дома.

Шофер быстро гнал машину, грузовик подпрыгивал на неровном асфальте, Марию бросало в разные стороны. Думала: все-таки посчастливилось. Через полтора–два часа будет в городе, увидит Модеста Владимировича. Хотелось поскорее заглянуть в темные глаза Яблонского. Все теперь в нем нравилось Марии — даже морщинки в уголках губ, которые придавали его лицу несколько скептическое выражение. Завтра она расскажет о нем вуйку Денису, и Модест станет членом их организации. Вместе будут расклеивать листовки. Может быть, Яблонскому поручат более ответственную работу?