Ювелир с улицы Капуцинов - Страница 47

— Погоди, — остановила, — придет Евген Степанович, обоим расскажешь.

Долго ждать не пришлось. Заремба вошел красный от мороза, с сосульками на усах и бороде. Его появление как-то приободрило Катрусю. Она подставила ему щеку для поцелуя и побежала на кухню ставить чайник.

— Без меня ни-ни… — выглянула оттуда. — Может, вы, Евген Степанович, есть хотите? Борщ вам оставила. Пустой, но горячий. Господину Кремеру, — не удержалась от шпильки, — не предлагаю, потому что он у нас, извините, буржуй.

“Жизнь остается жизнью, — подумал Петро, — смех и слезы рядом…” Он вышел в переднюю, взял оставленный им там портфель, набитый продуктами, вытряхнул их на стол. Заремба воскликнул:

— Вот так, значит, живут Кремеры!

— Я — что… — смутился Петро. — Мне бы этого век не видать. Для форса нужно, сами же наставляли…

— Помолчи! — прикрикнул Заремба. — Разве тебя попрекают? По мне, хоть каждый день шампанское пей, лишь бы с умом.

Катруся вернулась из кухни, неся закипевший чайник. При виде яств на столе она ахнула, прижав в растерянности руки к груди:

— Ой, что же это делается?

— Вот так роскошествуют коммерсанты, не считаясь с трудностями военного времени, — усмехнулся Петро.

Евген Степанович и Петро вскрыли банки с консервами, нарезали колбасу, сыр, белый хлеб. В центре высилась горка конфет.

Пили настоящий, ароматный чай. Заремба без церемоний уплетал и колбасу, и сыр, и консервы.

— Соскучился по хорошей пище, — признался. — А сегодня даже положено — праздник!

Петро подробно рассказал о Сталинградской oneрации. Катря нервно помешивала ложечкой в кружке, не спуская с него глаз. Юноша несколько раз перехватил ее взгляд и понял: радуясь победе, девушка все-таки не может забыть о брате.

— Вот это наелся и наслушался до отвала, — сказал Заремба. — А теперь давайте обсудим, как дальше будем жить.

Наконец-то! Петро давно ждал этих слов. Конечно же, его приглашали в строго законспирированную квартиру не на чашку чая. Значит, что-то предстоит. Что именно? Этот вопрос не давал Кирилюку покоя.

Катря убирала со стола, и Евген Степанович увел Петра в другую комнату. Сели на диван возле ши-роколапого фикуса.

— Ну, хлопче, дело ты затеял большое… — начал Заремба и задумался, как бы не зная, что и сказать.

— Не тяните, Евген Степанович! — взмолился Кирилюк.

— Петро, привыкай к выдержке… Тебе сейчас терпение во как нужно… Имеется резолюция на твою историю с тетрадью…

— Ну, — насторожился Петро, — мыльный пузырь?..

— За мыльным пузырем не послали бы человека через линию фронта!

— Какого человека?

— Обыкновенного, офицера из нашей разведки.

— Неужели?!

— Да, дело, выходит, серьезное… Завтра он будет ждать тебя. Запомни адрес: Пекарская, 24, седьмая квартира. Позвонишь четыре раза. Спросишь: “Здесь продают рояль “Беккер”?” Ответ: “Не “Беккер” — “Шредер”.

— Вы не шутите? — растерялся Петро.

— Что я тебе, мальчишка? — вспылил Заремба, но тут же отошел. — Адрес запомнил? Быть там между тремя и четырьмя часами дня.

Петро кивнул.

— А что ему от меня нужно?

— Вероятно, он тебе скажет, — усмехнулся Заремба. — Из-за пустяков не прыгал бы с парашютом…

— Но ведь… — начал было Петро.

— Ничего не знаю, — оборвал его Евген Степанович. — Потерпи до завтра.

И несколько погодя виновато сказал:

— Что-то со мной стало. Стоит присесть, и глаза сами собой закрываются. Старость надвигается или болезнь какая?..

— А вы пробовали просто лечь и поспать? — улыбнулся Петро. — Хотя бы четыре-пять часов?

— Не до сна теперь, хлопче!.. — Потер лицо, зевнул. — Ах, как надоело петлять по городу!..

— А вы тут заночуйте.

— Нельзя. Одного человека повидать надо. Тут рядом. У него и переночую. — Обнял Петра, трижды поцеловал. — Счастья тебе, дорогой!..

Петру открыл дверь пожилой человек с отвислыми щеками. Узнав, что посетителя интересует рояль, так засуетился, будто действительно собирался продать инструмент.

— Пожалуйста, пожалуйста!.. Только не “Беккер”, а “Шредер”. Но это еще лучше… В очень хорошем состоянии, — сказал громко. — Прошу осмотреть…

Петро прошел тесную переднюю, заставленную сундуками и чемоданами, и оказался в большой комнате с книжными полками. Возле двери стоял диванчик, покрытый ярким шерстяным ковром. Большой письменный стол был завален бумагами.

— К вам, Борис Филиппович! — сказал хозяин.

Кирилюк удивленно осмотрелся, не понимая, к кому обращается хозяин.

— Спасибо, друже, — произнес кто-то за его спиной.

Петро оглянулся и увидел человека, выходящего из тайника, который находился за одним из стеллажей.

Петро был разочарован. Когда Заремба сказал ему о предстоящей встрече с офицером, который прибыл через линию фронта, Кирилюк представил себе его высоким, широкоплечим, с волевым лицом и умными, проницательными глазами. А перед ним стоял пожилой человек лет пятидесяти, с глубокими морщинами на щеках и некрасивым, мясистым носом. Он смотрел на Кирилюка светлыми, почти водянистыми глазами как-то настороженно, даже сердито. Но вдруг улыбнулся — морщины разгладились, глаза потеплели.

— Рад с вами познакомиться, — сказал он. — Надеюсь, вы знаете, с кем имеете дело?

Кирилюк ответил не сразу, продолжая осматривать своего нового знакомого: все же трудно было расстаться с выдуманным образом. Сказал:

— А я вас представлял себе иным…

И в то же мгновенье ему стало неловко за свои слова.

— Значит, не оправдал ваших надежд? — засмеялся Борис Филиппович.