Ювелир с улицы Капуцинов - Страница 71

— Это очень важно, — услышала Катруся, закрывая за собой дверь.

Стараясь ничем не выдавать своего волнения, девушка продолжала работу, но мысль о важном документе не давала ей покоя; казалось, спрятанная бумага обжигала грудь. Катруся с нетерпением ждала обеденного перерыва, чтобы, когда комендант и Штеккер уедут, позвонить Петру и условиться о свидании — он поймет, что у нее важное сообщение, и встретит ее. Когда, наконец, этот час настал, она вызвала машину для майора Шумахера, а сама озабоченно склонилась над бумагами, делая вид, что не успела выполнить срочную работу. Сейчас скрипнет дверь, через приемную пройдет фельдфебель Штеккер — седой мужчина с утомленным, морщинистым лицом. Остановится по обыкновению возле ее столика, справится о здоровье, немного пошутит и заторопится в столовую. Дверь скрипит, но шагов фельдфебеля не слышно. Катруся, не поднимая головы, закладывает в машинку листок чистой бумаги.

— Фрейлейн Кетхен, зайдите, пожалуйста, ко мне, — говорит Штеккер.

— К вам? — растерянно переспросила.

Фельдфебель стоял на пороге и как-то настороженно смотрел на нее. Вспомнилось, что и майор Шумахер, проходя через приемную, не улыбнулся ей приветливо, как обычно. Но не кажется ли все это ей? Ведь ничего удивительного нет в том, что фельдфебель позвал ее, — сколько раз так бывало… Успокаивает себя, а сама идет словно по узкой жерди, переброшенной через пропасть.

Пригласив Катрусю присесть, Штеккер вышел в приемную, запер входную дверь и вернулся в свой кабинет.

“Зачем это?” — хотела спросить его Катруся, но сдержалась. Фельдфебель присел на стул рядом и спросил:

— Фрейлейн Кетхен, где третий экземпляр оперативного сообщения?

Катруся почувствовала, как остановилось у нее сердце. Губы задрожали, в груди похолодело. И все же нашла в себе силы притвориться глубоко обиженной.

— Господин фельдфебель, разве можно так шутить?!. Я знаю, что такое секретные документы…

— Тем хуже для вас, раз вы понимаете, что такое секретные документы. — Штеккер вытащил из ящика стола тщательно разглаженные две копирки…

Катруся понимала — выхода нет, но все же барахталась:

— Вероятно, копирка слиплась… Я печатала, как было велено: два экземпляра.

— Я не эксперт, — улыбнулся фельдфебель, — и то вижу, что на одном из листков шрифт не такой четкий, как на другом.

— Не знаю, как это случилось… — растерянно произнесла Катруся после долгой паузы. Она понимала, что несет вздор, но не могла придумать ничего лучшего. Сейчас Штеккер позвонит по телефону, придут гестаповцы, сразу найдут эту бумажку, которая жжет и жжет, словно раскаленный уголь…

А если попробовать выбросить ее? Напрасно: останется вторая копирка. Они сразу заинтересуются ее знакомыми. И прежде всего Кремером. Боже мой, как она раньше не подумала об этом?! Ведь по просьбе Карла Кремера ее рекомендовали коменданту…

Сердце оборвалось. Катруся закрыла глаза. Она не жалела себя — ей уже не было страшно. Красными кругами запылали щеки. Глупая девчонка! Именно так и подумала о себе: “девчонка…”. Такое дело провалила из-за глупости и неосторожности. Сколько раз тебе говорили — нет в нашем деле мелочей, думай обо всем, думай над каждым шагом! А она бросила копирки в корзину и успокоилась.

“Необходимо предупредить Петра”, — подумала Катруся. Сейчас надо отвлечь внимание фельдфебеля. Потом три шага, и она в приемной. Остается закрыть дверь и накинуть крючок. Спастись она не сможет — Штеккер запер входную дверь, но позвонить Петру она успеет.

Катруся притворилась, что задыхается.

— Налейте мне воды, — попросила и, когда фельдфебель повернулся к ней спиной, бросилась к двери.

— Ничего не выйдет, фрейлейн Кетхен, — остановил ее Штеккер. — Крючок держится на честном слове…

Девушка едва не расплакалась. Прикусив губу, она с ненавистью смотрела на фельдфебеля.

— Что вы от меня хотите?!.

Вместо ответа тот смял вторую копирку, бросил в пепельницу и зажег. Это было так неожиданно, что Катруся окончательно растерялась. Ничего не понимая, смотрела, как извивалась в огне черная бумага.

Погас огонь, на дне пепельницы остался тонкий слой серого пепла. Штеккер сдул его в окно и сказал:

— Я хотел бы, чтобы вы были осторожнее, фрейлейн Кетхен, и не допускали больше подобных ошибок.

Девушка молчала. Что это? Дешевая провокация или предупреждение друга? Ответа она не находила…

— Так вот, подумайте над этим, а я пообедаю, — улыбнулся Штеккер и медленно направился к выходу.

— Кто вы?! — промолвила Катруся чужим, хриплым голосом.

— Фельдфебель Штеккер, — повернул тот седую голову.

— Не то… Я хотела спросить: кто вы?.. Ну, почему вы так поступили?..

— А вы как думаете?

— Не знаю, что и думать…

— А вы подумайте. Иногда это бывает очень полезно…

И вышел.

Катруся заложила чистый лист бумаги в машинку и долго сидела неподвижно. Она знала лишь одно — надо посоветоваться с Петром. Если это и провокация, лишняя встреча с ним ничего не меняет — ведь об их отношениях все равно знают в гестапо. Позвонила и условилась встретиться с Петром сразу после работы.

Поняв, что с девушкой что-то приключилось, Петро решил выехать ей навстречу. Выслушал взволнованный рассказ Катри и сказал Галкину:

— Поедем-ка, Федя, за город. Только не спеши — думать будем…

Когда миновали околицу, Петро попросил Катрусю:

— Дай мне ту бумажку.

Покраснев от смущения, Катруся отвернулась, извлекла из-за лифа листок бумаги и дала его Кирилюку.