Теперь — скорость! Обнаружив Петра в “мерседесе”, Харнак, конечно, удивится, но машину непременно обыщет. Можно, правда, незаметно выбросить рацию. А что потом? Братья Шиши вряд ли продадут им другой аппарат, даже за доллары. Но дело не только в этом — пусть не найдут рацию, — все равно подозрение останется, а это равносильно провалу.
А “хорх” постепенно догоняет их. Давай, Федько, дорогой, теперь все зависит от тебя!..
Впереди крутой поворот. Галкин срезал его так, что у Петра сердце оборвалось: еще одно мгновенье — и “мерседес” полетел бы вверх колесами в кювет. Федько вырвал машину уже с обочины и бросил ее на крутой подъем так, что мотор едва не задохнулся — лишь застонал, а потом заревел еще злобнее, набирая скорость.
На этом повороте Федько выиграл у “хорха” добрую сотню метров. Дальше шоссе было почти прямое, лишь с крутыми спусками и подъемами, и здесь “хорх” имел явное преимущество. Расстояние сокращалось метр за метром: триста, двести семьдесят, двести сорок…
— Нам осталось не больше пяти километров, Федько, — сказал Петро. — Там пойдет проселок, дорога сухая, мы ударим им в лицо такой пылью, что они вынуждены будут отстать.
Галкин не ответил. Да и что мог сказать, если и без того жал на всю железку — стрелка спидометра, дрожа, остановилась у последней цифры на щитке.
Раздались выстрелы. Это хорошо: значит, нервы у них не выдержали. На таком расстоянии угодить в “мерседес” может лишь шальная пуля. А то, что они высунулись по пояс из окна, сразу же отразится на скорости их машины. Поняв это, гестаповцы прекратили стрельбу. Но Галкин успел выиграть еще полсотни метров. Преследователи не знают, что до поворота на проселок осталось не так уж и много. Два километра, полтора… Вот за тем пригорком свернуть в лес… Только бы не подвела машина…
Федько не рискнул на большой скорости съезжать на проселок: глупо бы было теперь, когда их шансы так возросли, опрокинуться или повредить машину. В двухстах метрах от съезда он начал тормозить. “Хорх” уже почти догнал их, и офицер в черном мундире высунулся с пистолетом в окно. Но тут Галкин проскочил через кювет в лес, сразу же подняв за собой густую желтую тучу, которая скрыла их машину, как дымовой завесой.
Позади раздавались выстрелы, а “мерседес” уже мчался лесным проселком, снова набирая скорость. Семьдесят–восемьдесят километров — для такой дороги это даже слишком много… Машину кидало на выбоинах, железо стонало и скрипело…
Кончился лес, и проселочная дорога начала петлять меж кукурузных и картофельных полей.
— Только бы не наскочить на гвоздь, — буркнул Галкин, выруливая на дорогу, которая вела к темневшему вдалеке лесу.
Петро жадно всматривался в эту темную полосу на горизонте. Там ждали их партизаны. Как бы не проворонить их!.. Кто-то из ребят должен стоять с телегой на обочине дороги — будто треснула ось.
Лес сразу начался густой и темный. Проселок узкий, не накатанный, “мерседес” аж загудел на выбоинах. Пришлось немного сбавить скорость.
Пошли повороты. Галкин — как это ему только удавалось? — творил чудеса, проскакивая между деревьями. Наконец показалась телега. С нее замахали руками. Галкин затормозил так резко, что автомобиль пошел юзом, задел бампером телегу и опрокинул ее. Петро выскочил из машины, побежал навстречу выскочившим из-за кустов парням с автоматами.
— Ложись! — закричал. — Ложись, сейчас здесь будут гестаповцы!
Партизаны сразу же исчезли в кустах. Последним бежал Галкин. Вдруг кто-то выскочил из-за дерева, потянул Петра за руку, и оба скатились в канаву.
Рев мотора заполнил лес. Из-за поворота вылетел “хорх”. Завизжали тормоза. Харнак бросился к “мерседесу”. За ним бежали еще четверо с автоматами в руках. Обнаружив, что “мерседес” пуст, гауптштурмфюрер громко выругался.
— Они не могли далеко убежать! — крикнул он и побежал к кустам, где притаились партизаны.
Человек, лежавший рядом с Петром, поднял автомат. Это был Богдан. Петро не поверил своим глазам, хотя и мечтал об этой встрече и надеялся на нее.
“Не стреляй, — хотел предупредить. — Надо взять живыми!” Но не успел: автомат затрясся, выплевывая огонь, и Харнак упал лицом в траву. Защелкали еще автоматы, и те четверо возле “хорха”, бросив оружие, подняли руки вверх. Из-за телеги вышли двое парней с автоматами и аккуратно подобрали брошенное эсэсовцами оружие.
Богдан вскочил, побежал к пленным. Вдруг раздался выстрел. Он бросился на землю. Пуля отколола щепку от сосны над самой головой Петра. Богдан лежа дал короткую очередь из автомата, затем кинулся в сторону, где лежал Харнак. Вновь тишину расколол пистолетный выстрел. Однако Богдану на какой-то миг раньше удалось прикладом отвести руку гауптштурмфюрера. Сел на Харнака, вывернул ему руки, передохнув, поднял его за воротник.
— Добрый день, герр гауптштурмфюрер, — сказал. — Никогда не думал, что вот так нам придется встретиться…
Харнак затравленным волком смотрел на партизан, которые выходили на поляну. Увидев среди них Петра, удивленно замигал глазами.
— Ничего не понимаю, — спросил, — а вы как попали сюда? Где вас взяли?
Богдан ухмыльнулся.
— Как погляжу, здесь собралась тесная компания старых знакомых. Приятная встреча, не правда ли, герр гауптштурмфюрер? Не хватает лишь кофе…
Он подошел к Петру. Они крепко обнялись.
— Как я рад… — прошептал Петро, но не смог продолжать — к горлу подкатывался клубок.
Харнак испуганно смотрел на него.
— Кремер, неужели вы?..