А женщина, бросив на Катрусю гневный взгляд, направилась к выходу. Девушка вышла за ней и свернула в сторону Люблинского рынка.
Катруся любила свой город. Ей нравилось в нем старое и новое; эти контрасты как раз и определяли своеобразный облик города. Старинный монастырь XV века, дома с узкими окнами, а рядом современная площадь с большими клумбами и газонами. Средневековая ратуша с башней — и новый дом с большими зеркальными окнами. Узкая улица, вымощенная, вероятно, еще цеховыми мастерами, и асфальтированный проспект, обсаженный каштанами. Все тут родное: в этой гимназии она училась, а здесь жила ее подруга. Это ее город, потому и спешит она к Евгену Степановичу, чтобы иметь возможность снова свободно бродить по излюбленным улицам, не встречая больше эти наглые морды, эти зеленые мундиры.
Катруся посмотрела на часы: двадцать минут восьмого, надо поторопиться, чтобы не опоздать на работу. Она ускорила шаг. Вон уже и базар…
На углу Катруся на мгновенье остановилась, озираясь, не следит ли кто-нибудь, и быстро направилась в сторону знакомого дома.
— Фрейлейн Кетхен! — услышала она вдруг. — Подождите!
На противоположной стороне улицы человек в военном мундире. Солнце било в глаза, и Катруся не сразу узнала, кто окликнул ее. Присмотрелась — фельдфебель Штеккер. Улыбается, приветливо машет руками.
— Вы на работу? — кричит. — Пойдемте вместе!
Как быть? О ее встречах в мастерской с Зарембой знает лишь Петро. Даже Галкину неизвестно, каким путем приходят к нему шифровки Евгена Степановича. Что ж, придется заглянуть сюда после работы. Перебежала улицу.
— Вы сегодня рановато, камрад Штеккер…
Только теперь заметила, что оживление его напускное — фельдфебель явно чем-то очень обеспокоен.
— Новость, фрейлейн Кетхен, — шепчет, — неприятная новость…
— Что случилось?
— Вчера получен приказ: несколько офицеров, а с ними и меня переводят в Дрезден.
— Ничего нельзя поделать?
— Приказ, — развел руками Штеккер. — Сегодня сдаю дела…
— Боже, как это нехорошо, — вздохнула Катря.
— Вы, фрейлейн Кетхен, умная девушка, в обстановке разбираетесь не хуже меня. Ждать уже недолго, — наклонился к Катрусе, — скоро здесь будет Советская Армия.
— Кому сдаете дела?
— Унтер-офицеру Францу Хирше. Будьте с ним осторожны — он из мелких лавочников, принимал участие в путче… хвастается этим.
— Как все это обидно!.. — никак не могла успокоиться Катруся.
Штеккер взял девушку под руку.
— Ничего не поделаешь, — печально произнес он. — Для меня это тоже большой удар.
— В Дрездене вам будет труднее? — спросила Катруся.
— Посмотрим. Гитлер полагает, что разгромил наши организации. Но они существуют! В глубоком подполье, а все же существуют! Думаю, принесу и там пользу.
Они как раз дошли до угла. Катруся оглянулась на дом, в котором помещалась мастерская, вздохнула, сожалея, что не успела заглянуть к Евгену Степановичу. Девушка совершенно не подозревала, какая ее там ждала западня…
Двух неизвестных в штатском, которые шли за ним до самой мастерской, Евген Степанович заметил чуть ли не сразу. Закрыл за собой дверь, накинул тяжелый железный крючок и осторожно выглянул во двор через окно смежной комнаты. Ничего подозрительного не заметил. Может, не знают про второй выход из мастерской, а может, он просто стал пугливым?
“Спокойно, — приказал самому себе, — сейчас мы все проверим”.
Проскользнув в незакрытые ворота, посмотрел на улицу. Кажется, никого. Юркнув в соседний переулок, стал в подъезде, сделав вид, что завязывает шнурок на ботинке. Через несколько минут мимо него прошли те двое. Весьма опытные, ибо, даже не взглянув в его сторону, не остановились, а быстро прошли, словно озабоченные чем-то люди, которых вовсе не интересует, что происходит вокруг. А еще через несколько секунд на углу появился высокий седой человек. Стал, словно дожидался кого-то, спиною к Зарембе.
“Так, так… Теперь, товарищ Заремба, поступайте, как знаете… На этот раз вам, пожалуй, вряд ли удастся ускользнуть…”
С безразличным видом медленно двинулся улицей. Что-то насвистывал. Остановился, отломил веточку с дерева и пошел, небрежно помахивая ею. Пускай думают, что он ни о чем не догадывается, пускай идут за ним, надеясь наскочить еще на кого-нибудь. Ему нужен час, час — не больше, чтобы обмануть бдительность агентов. Катруся завтра наведается в мастерскую. Возможно, они заподозрят ее. От нее нить потянется к Кирилюку — и конец фирме Карла Кремера. А может, они уже размотали эту нить? Но что бы там ни было, он должен немедленно предупредить Петра и Катрусю.
Евген Степанович вышел на Студенческую улицу. Те двое остановились на противоположной стороне, рассматривая рекламный щит, а третий подошел к киоску с минеральными водами и велел налить себе стакан. Заремба тоже утолил “жажду” и пошел в направлении оперного театра. Не доходя до ресторана “Жорж”, заглянул в магазин солидной немецкой фирмы, торговавшей готовым платьем и верхней одеждой. Перекинулся несколькими словами с продавцом, примерил плащ, но не купил, — дескать, не понравился. Сразу же рядом начал прицениваться к костюму один из агентов, а другой дежурил у входа в магазин.
Немного дальше Евген Степанович остановился перед зеркальной витриной комиссионного магазина, потом вошел в магазин, перебрал чуть ли не все имеющиеся там плащи, ворча, что ничего подходящего нет. Как бы нечаянно толкнув агента, который тоже “интересовался” плащами, двинулся дальше. Он решил посетить три-четыре магазина, чтобы короткая и такая нужная встреча с Фостяком не бросилась в глаза гестаповцам и не привлекла их внимания именно к магазину Карла Кремера.